Название: Мятеж
    Автор: fandom Space Opera 2014
    Бета: fandom Space Opera 2014
    Размер: миди, 5632 слова
    Источник: "Легенда о героях Галактики"
    Персонажи: Максимилиан фон Кастроп, Франц фон Мариендорф, Зигфрид Кирхайс, ОМП, ОЖП, в эпизоде - Хильдегард фон Мариендорф
    Категория: джен
    Жанр: драма
    Рейтинг: R - NC-17
    Краткое содержание: "Мятеж не может кончиться удачей - в противном случае его зовут иначе". Вряд ли герцог Максимилиан фон Кастроп знал эту эпиграмму. Иначе он не добавил бы мятеж к самодурству, оргиям в римском стиле и прочим аристократическим развлечениям.
    Предупреждение: факты взяты частично из романа, частично из аниме - экранизация в этом месте сильно отличается от романа.
    Для голосования: #. fandom Space Opera 2014 - "Мятеж"
    
    
    - Пришла шифровка из столицы, ваша светлость.
    - Читай, - разрешил герцог Максимилиан фон Кастроп.
    - К вашим владениям направлен флот численностью... - капитан Штольц умолк, бледнея.
    - Ну, сколько?
    - Две тысячи кораблей, ваша светлость, - выпалил Штольц.
    - Они что, издеваются? Две тысячи кораблей? Всего? Они не принимают меня всерьез?
    Штаб флота в полном составе безмолвствовал. Это была лучшая тактика во время вспышек герцогского гнева. Шансы огрести наказание минимальны, а вот если возражать и объяснять - получишь по полной, будь ты хоть дворянин, хоть из простых.
    - Ладно, - сказал герцог, меняя гнев на милость. - Две тысячи - это несерьезно. Кто хоть командует?
    - Контр-адмирал Кирхайс, ваша светлость.
    - Кто он такой?
    - Он... - Штольц опять побледнел. - Он - бывший адъютант адмирала Лоэнграмма, ваша светлость.
    Против ожиданий, герцог махнул рукой.
    - Ерунда. Через "Пояс Артемиды" он не пройдет, а когда мы покончим с Мариендорфами, размажем его, как муху.
    
    Капитан фон Фогельвейде был, к собственному несчастью, уроженцем Лабарта, фамильного владения Кастропов. Ему не повезло - он перевелся из действующей армии в территориальные части три года назад. Теперь он корил себя за то, что перед переводом не разузнал получше обстановку. Герцог Ойген постоянно жил на Одине, как и положено государственному казначею, а на планете всем заправлял его сын Максимилиан, человек крайне высокомерный и заносчивый. Если бы молодой герцог был полным дураком, это можно было бы пережить. Но он был по-своему умен и, как выяснилось по ходу дела, обладал кое-какими военными талантами. В Рейхсфлоте молодой герцог не служил, но, как каждый владетельный аристократ, командовал территориальным флотом. Беда была в другом. Герцог был абсолютно непредсказуем.
    Каждый раз, докладывая ему или получая приказания, Фогельвейде старательно избегал прямого взгляда глаза в глаза. И признавался себе - да, он, ветеран нескольких военных кампаний, боится. Боится того безумия, которое таится в незамутненной глубине серых глаз его господина.
    Пока был жив герцог Ойген, выходки его наследника не выходили за рамки... ну, скажем так, простительного. Гарем с несовершеннолетними наложницами, разжалованные в рядовые за "неподобающее выражение лица" офицеры, дополнительные налоги, поборы с коммерсантов, даже приказ приближенным и слугам одеваться в античные тоги и туники и "римские" оргии - все это владетельному аристократу сходило с рук всегда и во всех частях империи. Но вот когда яхта старого герцога внезапно взорвалась на выходе из навигационного коридора...
    Нет, поначалу Фогельвейде ничего не заподозрил. Большинство катастроф с космическими кораблями случается на выходе из коридора. Обычное в таких случаях расследование вынесло вердикт о катастрофе из-за отказа двигателя. А потом одного из космодромных техников нашли мертвым, протокол техосмотра оказался подделан - улик не хватало для официального обвинения, но было достаточно для того, чтобы сделать выводы.
    Герцог Максимилиан устроил по своему отцу недельный траур. Фогельвейде повезло - он оставался при эскадре и не обязан был явиться во дворец на поминальный пир, превратившийся под конец в повальную пьянку.
    Но на похоронах он был. Максимилиан устроил отцу огненное погребение. Тела не было, но это было неважно. На высокий помост уложили пышно разодетую куклу с раскрашенным мраморным лицом. Максимилиан сам поднес факел. Жар огромного костра обжигал, раскалял тяжелые мундиры, но никто из офицеров не посмел отступить на пару шагов. Полукругом стояли дворяне подвластных Кастропу земель, все - в белых туниках и черных гиматиях, волосы женщин убраны в высокие прически, как на картинках в школьном учебнике истории.
    Сам герцог Максимилиан смотрел в огонь, не отрываясь. На его лице застыло странное выражение не то восторга. Не то ужаса, не то предвкушения, взгляд блуждал, как у пьяного. Из пламени донесся дикий, нечеловеческий крик, и Фогельвейде ощутил в запахе дыма густой запах паленого мяса. Он не мог спутать - еще лейтенантом он горел на печально известном крейсере "Росток" и спасся чудом. Среди тщательно уложенных досок и погребальных даров корчились объятые пламенем люди.
    Наконец дерево прогорело и пламя сникло.
    Максимилиан обвел своих приближенных взглядом и сказал совершенно трезвым голосом:
    - Запомните, вы или со мной - или я отправлю вас служить ему, - охотничий хлыст указал на догорающий костер, - в Вальхалле, как этих его девок. Или в преисподней - разницы нет...
    И расхохотался.
    "Он пьян, - подумал Фогельвейде, стараясь не думать о "девках", корчащихся в огне. - Наутро протрезвеет..."
    Наутро герцог протрезвел, но ничего не кончилось.
    
    - И вы смеете угрожать, что не признаете меня, законного наследника? - герцог побледнел от ярости и подался вперед.
    Стоявший перед ним секретарь казначейства, господин фон Майгель, даже не двинул бровью. Он был при исполнении, в руке у него был развернутый свиток императорского указа, который гласил, что герцог Максимилиан будет признан полноправным наследником своего отца только после ревизии казначейства и конфискации присвоенных герцогом Ойгеном средств. Фон Майгель был уверен, что молодой наследник побесится-побесится, но подчинится. И лишь ловил момент, в который надо будет немного отступить, чтобы дать Максимилиану фон Кастропу возможность сохранить лицо перед подданными.
    Майгель и четверо его сотрудников выглядели в своих камзолах деловых темных тонов вызывающе неуместно в этом дворце, с его портиками и колоннами ионического ордера, среди людей в туниках и тогах.
    Впрочем, случалось, что владетельные аристократы чудили еще изощреннее, тут еще сравнительно безобидно...
    - Вон отсюда, нищеброды! - выкрикнул Максимилиан и вскочил со своего кресла, больше похожего на трон.
    - Простите, ваша светлость, но указ.. - начал Майгель.
    Герцог выхватил у него из рук пергамент и попытался разорвать пополам, но разорвать голыми руками хорошо выделанный пергамент получается только в кино. Тогда герцог швырнул указ на пол и принялся его топтать.
    Майгель вскрикнул:
    - Что вы де... - и захлебнулся от боли.
    Максимилиан еще раз ударил его хлыстом и закричал:
    - Пошли вон! Вон отсюда!
    Майгель едва не упал, пятясь от рослого, сильного человека с красными от ярости глазами.
    От третьего удара Майгель уклонился, но от любимой рогатой гончей герцога - не сумел.
    Вторую комиссию герцог приказал раздеть до рубашек и прогнать от дворца до космопорта плетьми.
    
    Графа Франца фон Мариендорфа Фогельвейде лично встречал на космодроме.
    - Напрасно вы прилетели, ваше сиятельство.
    - Вот как? Но ничего не поделать, просьба Его Величества равносильна приказу.
    Граф Мариендорф показался Фогельвейде человеком простоватым, сложно было поверить, что он уже много лет улаживает иски и споры владетельных дворян региона как третейский судья, честный и неподкупный. Возможно, подумал Фогельвейде, как раз Мариендорф сможет что-то сделать, он же какой-то там родственник Кастропам.
    Герцог принял императорского посланца радушно.
    - Вы, дорогой дядюшка, совсем отстали от жизни, - говорил герцог за десертом. - Никуда не выезжаете, и ко мне только по делу.
    - Что поделать, Максимилиан, старею. Вот даже на похороны вашего отца не смог прилететь.
    Разговор получался чисто светским, намеков граф Мариендорф не понимал. В конце концов герцогу это надоело и он спросил:
    - Так все-таки, зачем вас прислали?
    И граф Мариендоррф ответил прямо и без экивоков:
    - Уговорить вас подчиниться императорскому указу и не делать глупостей, Максимилиан. Это действительно глупость. Дозвольте казначейству провести ревизию, возместите фон Майгелю и его людям нанесенный ущерб - и все будет забыто.
    - Забыто? Как бы не так!
    Герцог вскочил со своего места и навис над графом.
    - Я - законный наследник своего отца! С какой стати я дожен что-то отдавать неизвестно кому? По закону Рудольфа я не должен платить налоги, а казначейство желает, чтобы я заплатил налог с наследства. Не бывать этому!
    Герцог злился все сильнее, все присутствующие, включая Фогельвейде замерли, ожидая худшего, а граф Мариендорф спокойно смотрел на разъяренного собеседника, не выказывая и тени страха.
    - Подумайте спокойно, Максимилиан. Вы уже стоите на грани мятежа, но Его Величество великодушен и готов забыть об этом, если вы подчинитесь его воле. Я не хотел бы увидеть гибель рода Кастропов, а это непременно случится, если вы продолжите сопротивляться.
    - На что вы намекаете?
    - К Лабарту идет флот в три тысячи кораблей.
    - Ах, вот как...
    Герцог неожиданно улыбнулся.
    - Капитан Фогельвейде! Проводите нашего гостя на борт моего флагмана!
    Двое охранников встали за спиной графа Мариендорфа.
    - Что вы задумали? - спросил граф недрогнувшим голосом. - Окраинное владение - не соперник всей мощи Рейха.
    - Рейха? Что такое Рейх? - герцог широко улыбнулся. - Это сотни владетелей, подобных мне. Рейх существует, доколе они его поддерживают. Но стоит Рейху нарушить наши права... Словом, дорогой граф, чем я хуже великого Рудольфа?
    Граф не ответил, и Фогельвейде знал, почему - он смотрел глаза герцогу Максимилиану и видел в них безумие.
    
    Мятеж начался довольно буднично по меркам Кастропа. Герцог Максимилиан устроил на площади перед дворцом смотр и парад, а затем почти весь личный состав погрузился на корабли территориального флота и стартовал навстречу флоту - а точнее, эскадре контр-адмирала Шмуде.
    Контр-адмирал не ожидал организованного сопротивления от известного бесчинствами и разгульной жизнью молодого герцога, поэтому наличие в регионе организованного флота в четыре тысячи кораблей и автоматической системы планетарной обороны стало для него неприятным открытием. Уйти из зоны поражения автоматических боевых спутников герцог Максимилиан позволил всего двум кораблям.
    - Вот видите, граф, а вы меня пугали. Новейшая система, новейшие технологии! Недурно, а? У голодранцев по ту сторону феззанского коридора такая система охраняет столичную планету, этот их Хайнессен. Дорого, конечно, но своей цены стоит.
    - Скажите, ваше сиятельство, вы приобрели свою систему через Феззан? - спросил граф Мариендорф.
    - Ну, конечно, - осклабился герцог.
    - Значит, ваш мятеж поддерживает Феззан, - задумчиво сказал Мариендорф, разглядывая схему оборонительных колец.
    - Ерунда. Вы, граф, везде видите заговор, то вам феззанские торгаши виноваты, то голодранцы.
    - Но ведь и флот вы частично укомплектовали из наемников через феззанского посредника?
    - Что поделать, невозможно же просто так взять и нанять какого-нибудь самозванного "вольного адмирала", который пощипывает планетки на Фронтире. Приходится прибегать к посредникам.
    - Вы слишком беспечны и самоуверены, - покачал головой граф Мариендорф. - Это может дорого обойтись вашим подчиненным.
    - Я вознаграждаю верных, - сквозь зубы процедил герцог. - И караю предателей!
    
    По случаю победы герцог закатил пир - приглашенные в римских тогах, с танцами девушек в костюмах наяд и дриад, с потешными гладиаторскими боями. Фогельвейде, как начальник службы безопасности, обеспечивал эту самую безопасность и думал, что такими темпами следующие гладиаторские бои могут оказаться настоящими. О том, что творилось на званых вечерах для узкого круга, которые герцог называл римскими оргиями, начальник охраны старался не вспоминать. Потому что одно дело - почитывать от скуки порнографические романчики о садистических забавах, но совсем другое - по долгу службы наблюдать таковые забавы в реальности.
    Герцогу Максимилиану и до того нравились костюмированные празднества, а теперь он чуть не каждую неделю устраивал прием в тогах, званый ужин с танцами нимф и амуров, с кулачными боями и прочими увеселениями, которые обеспечивал придворный церемониймейстер.
    Празднуя свой тридцать второй день рождения рождения, герцог напился уже к середине вечера. В таком состоянии он делался вспыльчив и приходил в ярость от совершенных мелочей. В этот раз не повезло молоденькой танцовщице.
    Герцог выдернул ее из хоровода, так что она чуть не упала от неожиданности. Герцог подтянул ее к себе за руку и заставил сесть к себе на колени. Танцовщица, девушка лет шестнадцати, худенькая, некрасивая, с соломенно-русыми волосами, гладко зачесанными и заколотыми на затылке, замерла в неудобной позе. Герцог пил и тискал ее грудь через тонкую тунику. Девчонка всхлипывала, но шевельнуться боялась.
    - Что рожа такая кислая? - спросил ее герцог и сильно ущипнул за сосок. - Недовольна, что на тебя внимание обратили?
    - Мне больно, ваша светлость, - сквозь слезы пролепетала танцовщиц.
    - Ах, больно? Благодарить должна, что я вообще к тебе прикоснулся, тупая уродина, твои сиськи пришлось еще поискать.
    Он сбросил девушку на пол и занес над ней хлыст.
    - Целуй сапоги, сучка, и проси прощения, пока я добрый.
    Герцог был уже в том состоянии, когда окружающие, включая офицера безопасности, старались поменьше отсвечивать и притворялись предметами неодушевленными, поэтому герцог весьма удивился, когда его руку с хлыстом перехватили. Обернувшись, он увидел графа Мариендорфа.
    - Какого черта?..
    - Остановитесь, Максимилиан. Вы ведете себя недостойно дворянина, - сказал Мариендорф.
    - Да ты... да как ты смеешь...
    - Остановитесь, пока не поздно, - повторил Мариендорф, глядя прямо в стеклянные, налитые кровью глаза герцога.
    Тот занес хлыст - Мариендорф не дрогнул. Герцог опустил руку и разразился черной бранью. Пока он отводил душу, граф Мариендорф заметил, что девушка исчезла. Он надеялся, что ей хватит ума и удачи сбежать и скрыться. Несколько дней пребывания на Лабарте убедили его в том, что неутверждение молодого герцога наследником было бы благом. Увы, рейхсканцелярии это безразлично, она преследует лишь финансовые выгоды.
    
    Чем дольше граф Мариендорф находился на Лабарте, тем сильнее ему не нравилось происходящее. Чудящий изо всех сил аристократ мог быть хорошим хозяйственником, радевшим о развитии своих владений и благосостоянии населения, а приличнейший отец семейства - никудышным. Но Максимилиан фон Кастроп сочетал в себе худшие качества владетеля - он был самодуром и не понимал ни в экономике, ни в политике.
    Старый герцог Ойген, казнокрад и интриган, относился к своим владениям рачительно - они были основой его влияния. Он не сидел на груде сокровищ - он щедро делился с нужными людьми, у него были мощные связи, так что когда одно из обвинений все-таки дошло до кайзера, кайзер одним взмахом руки отправил его в мусорную корзину. Гребя из казны обеими руками, герцог Ойген не забывал оставить и на прямые цели. Главной его силой было не богатство, а связи и влияние, он был политической фигурой.
    Его сын искренне считал, что влияние ему положено по наследству и ни с кем из влиятельных лиц Рейха не заводил связей - ведь отцовские должны сами работать на него! Поэтому когда новый государственный казначей потребовал возврата изрядной части наворованного предшественником, а кайзер подписал указ об отсрочке введения Максимилиана в права наследования, Максимилиан фон Кастроп растерялся. Вместо того, чтобы задействовать отцовские связи, подмазать где надо и по отцовскому примеру выйти сухим из воды, он повел себя опрометчиво и довел дело до мятежа.
    И вот, извольте видеть - вообразил себя новым Рудольфом!
    Как будто не заучивал в школе биографии основателя империи - служба в армии, победа над пиратами и сепаратистами, политическая карьера без следов казнокрадства и коррупции... Конечно, в учебниках о таком не пишут, но граф Мариендорф учил историю не только по учебникам, и считал Рудольфа великим в том числе за то, что тот не соблазнился прелестями политической коррупции, а прямо шел к своей цели. И трезво оценивал свои возможности, не чета Максимилиану фон Кастропу.
    Однако когда граф Мариендорф пожелал покинуть Лабарт, ему это не удалось.
    - Вы уж останьтесь, граф, будьте свидетелем, - издевательски щурясь, сказал герцог Максимилиан.
    - Свидетелем вашего падения и бесславного конца вашего рода? Ведь еще ни один мятеж в Рейхе не заканчивался победой мятежника, - ответил Мариендорф.
    - Все когда-то бывает впервые.
    
    Граф Мариендорф тревожился не напрасно. Его владения граничили с владениями Кастропов, и раз уж герцог Максимилиан вознамерился поиграть в Рудольфа-завоевателя, то именно Дорфланд был обречен стать его первой целью. Так и произошло.
    - В системе базируется всего одна эскадра. Планетарную оборону в отсутствие графа возглавит его дочь, создание милое, но, сами понимаете, к войне непригодное, - герцог похабно осклабился. - Возьмем Дорфланд - выдам ее замуж за того, кто отличится. Достойный приз, не так ли, господа?
    Господа - штаб кастропского флота во главе с коммодором Гервицем с одной стороны стола и друзья-приятели герцога, отпрыски дворянских фамилий Кастропа, его собутыльники и соучастники забав с другой - внимали. Некоторые из приятелей были достаточно умны и образованы, но все они стремились расположить к себе герцога Максимилиана, а потому готовы были поддержать любое его начинание. У офицеров было свое мнение насчет плана захвата, но они его не высказывали - ни у кого не возникло желания возражать герцогу-главнокомандующему.
    Обычная беда территориальных соединений, думал Фогельвейде, стоя за креслом герцога. Офицеры ценят только награды и продвижение по службе, а разумность планов, потери и износ техники их не волнует. И уж тем более не волнуют потери в личном составе. А они в территориальных частях в мирное время - чудовищно велики. Сам Фогельвейде полагал, что захватить Дорфланд с наскока не удастся, несмотря на численный перевес. И как в воду глядел - не вышло блицкрига у герцога фон Кастропа.
    Дорфландская эскадра встретила захватчиков прямо у выхода из коридора плотным огнем. Ряды флота вторжения смешались, подбитые корабли дрейфовали как попало, а вылетевшие "валькирии" встретил заградительный огонь. Пока флот перестраивался, эффект внезапности был потерян безвозвратно.
    Герцог, слегка на взводе от выпитого вина, наорал на всех, кто попался ему на мостике флагмана, а потом велел вызвать на связь графиню Мариендорф.
    Через некоторое время над проекционной панелью соткалось изображение, в котором Фогельвейде увидел симпатичного юношу, но потом разглядел простенькие сережки в ушах. Молодой графине фон Мариендорф было двадцать лет, она коротко стриглась и носила мужские камзолы - впрочем, ей они шли.
    - Добрый день, герцог, - сказала Хильдегард фон Мариендорф.
    И все. Пауза тянулась и тянулась, коротко стриженая девушка с интересом разглядывала собеседника, а герцог фон Кастроп все ждал, что она еще что-нибудь скажет. Не сказала.
    - И вам того же, фройляйн, - наконец проговорил фон Кастроп. - Вы знаете, что такое ультиматум?
    - Да, - ответила она с тем же спокойным любопытством.
    - Так вот, милая фройляйн, вам ультиматум. Немедленно сдавайтесь, если не хотите, чтобы мой флот разнес все ваши деревеньки.
    - Нет.
    - Что?!
    - Ответ на ваш ультиматум, герцог, - нет, - повторила графиня.
    - Вот как? - по тону герцога чувствовалось, что он начинает закипать. - Позови сюда кого-нибудь поопытнее и поумнее, девочка.
    - Зачем?
    - Чтобы обсудить условия сдачи!
    - Я же сказала, что сдачи не будет.
    - Когда я войду в ту убогую хибару, которую Мариендорфы именуют особняком, ты мне сапоги будешь целовать, сучка, чтобы я не отдал тебя своим солдатам.
    - Тем больше у меня оснований отказать вам, герцог! - графиня лучезарно улыбнулась и прервала связь.
    Герцог Максимилиан стоял перед своим креслом набычившись, с побагровевшим лицом, и сгибал свой хлыст, пока тот не сломался. Герцог отбросил обломки в сторону, упал в кресло и скомандовал:
    - Полный вперед! Фронтальная атака!
    Атака, как и ожидал Фогельвейде, захлебнулась в грамотно поставленной обороне. Флоту Кастропа не давали отойти от устья коридора и прорваться к планете. Ознакомившись с данными разведки, Гервиц и Фогельвейде пришли к выводу,что придется возиться дня три или четыре, но на следующий день к эскадре в полторы тысячи кораблей присоединилась местная полицейская эскадра - еще тысяча, и четыре тысячи кораблей Кастропа увязли в этой обороне.
    Герцог велел сообщить ему о прорыве и ушел в свою роскошную каюту, где его ждала звезда герцогского гарема Аннемари фон Розен.
    Аннемари занимала место главной любовницы герцога Максимилиана уже шесть лет и имела определенное влияние при его дворе. Она была младшей дочерью графа фон Розена, из довольно влиятельной семьи, и ее отец надеялся упрочить свои позиции, пристроив красавицу-дочь в любовницы, а то и в жены к молодому герцогу. Аннемари была не слишком образована, но необыкновенно хороша собой. Еще она была умна - Фогельвейде имел случай убедиться, что она умнее и практичнее своего господина.
    Офицеры были недовольны тем, что герцог притащил на борт женщину, но, как обычно, промолчали. "Хорошо еще, что это фройляйн Розен, а не очередная малолетняя шлюха," - вполголоса заметил адъютант Штольц.
    Дня три герцог не выходил из своей каюты, пил и развлекался с любовницей. Боевые действия тем временем шли без особого энтузиазма. Герцогу хватило ума не назначить на командные должности своих прихлебателей, а знающие службу офицеры вовсе не стремились лезть в огонь. Фогельвейде их понимал - они делали только то, что было положено по службе и ни на гран больше. Никто из них не был лично предан герцогу, а герцог не приложил ни малейших усилий, чтобы завеовать их симпатии, не говоря уж о любви. Так что не удивительно, что никто не стремился погибнуть ради заведомо проигрышного дела. Вслух никто об этом не говорил, но все считали, что мятеж Кастропа обречен. Ну, захапает он себе окраинную не особо богатую систему. И что? Рано или поздно Рейхсфлот загонит его под защиту "Пояса Артемиды", а там и сам "Пояс" как-нибудь вскроют. И что? Идти под трибунал по обвинению в государственной измене и мятеже? Таких дураков не было даже в территориальных войсках.
    Докладывать о царящих во флоте настроениях Фогельвейде не стал. Еще не хватало подставить людей под наказание да и самому огрести. Наоборот - он мысленно составил список из пяти-шести фамилий тех, на кого можно было бы положиться в тонком деле выдачи герцога Максимилиана фон Кастропа командиру следующей карательной экспедиции с Одина.
    Так что известие о флоте контр-адмирала Кирхайса пришлось как нельзя кстати.
    После залихватского заявления герцога Фогельвейде выслал разведпатрули - следить за приближением флота, чтобы вовремя успеть отреагировать.
    По данным разведки флот шел прямиком к Дорфланду и должен был выйти из навигационного коридора через пару дней, зайдя флоту Кастропа в тыл. Эту нехитрую тактическую схему герцог смог оценить даже сквозь винные пары. Разрабатывать контрмеры он приказал штабу, а сам обнял за обнаженные плечи прекрасную Аннемари и удалился обратно.
    Через несколько часов пришло сообщение, что флот Кирхайса идет на Кастроп.
    
    Космопорт Лабарта был похож на нарядившуюся в обноски придворного платья пожилую красотку. Вроде бы и чисто, но небрежно и абы как. Все гражданские рейсы временно отменили - в атмосфере все еще сгорали обломки "Пояса Артемиды", влетавшие в плотные слои по непредсказуемым траекториям.
    Броневик молниеносно домчался к герцогскому дворцу по совершенно пустым улицам. Кирхайс предпочел бы простой автомобиль, но фон Бюлов настоял на броневике. Мало ли что - и сообщение о капитуляции вполне может оказаться фальшивкой. Но Кирхайс знал, что это не фальшивка. Пожилой седоватый человек в темном камзоле, советник фон Ауфен, слишком уж был напуган во время переговоров.
    Ближе к центру города появились и люди. Они молча стояли по тротуарам вдоль пути броневиков и смотрели на проезжающие машины.
    Дворец, построенный на небольшом холмике (для плоской, сейсмонеактивной зоны планеты этот холмик был настоящей горой), напоминал очертаниями картинку из учебника древней истории с подписью "Акрополь". Вблизи сходство усилилось - мощные колонны с ионическими капителями, портик с кариатидами, прислуга в белых туниках... Кирхайсу казалось, что все это мраморное великолепие воняет тухлятиной, и он ничего не мог с этим ощущением поделать.
    В главном зале его ждали, и ждали давно - люди не осмелились отлучиться, чтобы сменить маскарадную тунику или тогу на обычную одежду.
    - Мы рады приветствовать вас на Лабарте, контр-адмирал Кирхайс, - сказал советник фон Ауфен, седоватый пожилой человек, чуть ли не единственный здесь одетый не в тогу, а в камзол. Голос его подрагивал от избытка чувств.
    Кирхайс ответил вежливо и крайне безлично - кланяющийся господин советник был ему неприятен, а с такими людьми Кирхайс был подчеркнуто вежлив.
    - Могу я видеть герцога фон Кастропа? - спросил он.
    - Да, да. Конечно.
    Тело лежало на массивном столе посреди зала, укрытое белым покрывалом. По узорчатой ткани расплывались бурые пятна.
    Человек в капитанском мундире - капитан фон Фогельвейде, начальник безопасности, вспомнил Кирхайс выписку из личного дела, - стоял в головах. Он откинул покрывало.
    Герцог Максимилиан был рослым человеком немаленькой силы. Лицо с правильными чертами и крупным носом искажено то ли болью, то ли яростью. Рана в живот холодным оружием, рана в спину, еще одна в спину...
    - Сколько человек его убивало? - спросил Кирхайс у капитана Фогельвейде.
    - Не меньше пятнадцати, - ответил тот с кривой усмешкой. - Я среди них.
    - Вы уверены, что без этого никак нельзя было обойтись? - спросил Кирхайс.
    - Я покажу вам дворец, и вы поймете, что никак, - серьезно и тихо ответил Фогельвейде.
    
    Больше всего Фогельвейде опасался, что протеже блистательного графа фон Лоэнграмма окажется возомнившим о себе хамом, холопом, который опомниться не может, что высоко взлетел. Но контр-адмирал Кирхайс оказался серьезным юношей с внимательными глазами, с ног до головы закованным в броню отстраненной учтивости. И Фогельвейде решил пойти ва-банк. Или этот серьезный мальчик с плаката действительно хочет уладить все, что взбаламутил покойный герцог Максимилиан, или всем пропадать. И Фогельвейде привел Кирхайса в свой кабинет и включил проектор. Записи камер слежения, записи камер службы безопасности. Не все подряд - избранные моменты.
    - Не думайте, что я собрал это все нарочно, - сказал Фогельвейде. - Я служу Кастропу три года, и, уверяю вас, это ничтожная часть. Побеседуйте с советником Ауфеном, с управляющим делами Шульцем, с графом Мариендорфом, с госпожой фон Розен, наконец.
    - Госпожой фон Розен?
    - Я имею в виду главную любовницу герцога.
    Фогельвейде с удивлением увидел, что лицо контр-адмирала Кирхайса заливает отчаянный румянец. Он сделал свои выводы, но ни с кем ими не поделился.
    
    - Госпожа фон Розен ожидает вас, - прошелестел лакей, одетый уже не в картинную тунику, а во вполне обычную ливрею.
    Кирхайс вошел и поклонился.
    - Благодарю, что соизволили принять меня, госпожа фон Розен.
    - Фройляйн Розен, - поправила его женщина в белом. - Можно просто Аннемари. Проходите, адмирал, садитесь.
    Кирхайс опустился в кресло на выгнутых ножках и только теперь осмелился разглядеть женщину, от которой его отделял чайный столик.
    Она была высокого роста, темноволосой, с очень белой кожей. Кирхайс почувствовал облегчение. Если бы она оказалась блондинкой, он не знал бы, как с ней говорить. Но графиня Аннемари фон Розен была совсем не похожа на... на другую женщину. Из-за ее кресла торчали собачьи лапы и хвост - крупная серая собака спала, привалившись к креслу, и посапывала во сне. Графиня сидела неподвижно, положив руки на подлокотники.
    - Капитан Фогельвейде посоветовал мне обратиться к вам, чтобы составить полную картину случившегося, - начал адмирал.
    - Полную картину? - Графиня засмеялась. - Просто ему неловко самому рассказывать о похождениях покойника, вот он и спихнул это на меня.
    Она прикусила губу и тут же отпустила ее, как будто опасалась выдавать свои чувства.
    - Позвольте, сначала я спрошу вас, адмирал: вы говорили с герцогом Максимилианом лично?
    - Да, - ответил Кирхайс.
    - И какое впечатление он на вас произвел?
    - Впечатление человека... не в здравом рассудке.
    - Это вы мягко выразились. Макс был совершенно больной на голову. Весь этот античный антураж, в котором он воображал себя Юлием Цезарем, Нероном или еще каким древним мудаком...
    Заметив едва уловимую гримасу, Аннемари усмехнулась:
    - Не смущайтесь, адмирал, я просто называю вещи своими именами, что поделать, других слов просто нет. Я-то ладно, я была совершеннолетней и знала, на что иду, когда Макс взял меня к себе. За моей спиной - влиятельная и богатая семья, и хотя я бесплодна и не гожусь в жены, со мной нельзя поступить, как с простолюдинкой. Макс даже иногда слушал, что я ему говорю. Но он таскал в спальню кучу малолетних девчонок и обращался с ними хуже, чем со своими любимыми рогатыми гончими. По крайней мере, гончих он не бил.
    - Он бил своих...
    - ...любовниц. Или, точнее сказать - наложниц. Впрочем, мне тоже доставалось под горячую руку. И в конце концов... Многое можно вытерпеть, господин Кирхайс, но есть вещи, которых не потерпит самая никчемная подстилка.
    - Если вам тяжело, не рассказывайте.
    - Нет, почему же. Не каждый день доводится видеть, как краснеет до самых ушей аж целый контр-адмирал.
    Кирхайс опустил голову. Ну вот, стараешься-стараешься, годами учишься сохранять невозмутимый вид в любых обстоятельствах, и все равно не получается.
    - Это запись одной из последних его оргий. Он, кстати, обожал это слово. Поначалу это были вечеринки только для узкого круга своих, но после смерти герцога Ойгена Макс начал приглашать людей, которые имеют какое-то влияние на Лабарте.
    Графиня нажала на кнопку проектора.
    - Я все-таки титулованная дворянка, - сказала она. - Моя семья могла наделать серьезных неприятностей. Он... сдерживался. Даже насилуя меня вчетвером с друзьями, не все себе позволял. С простолюдинками было... проще.
    На головиде пьяный Касторп полулежал на кушетке, пытаясь принять античную позу. В руке у него был деревянный молоточек.
    - Аукцион! - крикнул он. - Благотворительный а-ук-ци-он! В пользу сироток! Жопа моей ненаглядной Инес! Начальная цена - тысяча рейхсмарок! Посмотрите, какая жопа! Инесса, на стол!
    Одной рукой он смел посуду с яствами и винами, другой указал молотком на расчищенное место. Бледная черноволосая женщина поднялась на стол.
    - Она актриса, - тихо сказала графиня. - Приложила очень много усилий, чтобы пробиться хотя бы во временные фаворитки. Бедная девушка.
    Ни капли сочувствия в голосе Аннемари Кирхайс не заметил. Даже наигранного. Что ж, на то она и графиня, а не актриса.
    - Чего встала столбом? - Касторп хрюкнул. - Раком, раком давай, сучка.
    Инесса всхлипнула и встала на четвереньки. Уронила голову так, чтобы волосы закрывали лицо. Касторп легко разгадал эту хитрость. Вцепился в волосы, задрал ей голову.
    - Личико всем покажи, не стесняйся. Ты актриса, у тебя хорошенькое личико, его должна видеть вся планета. А теперь жопу!
    Он задрал на женщине золототканый хитон и звонко хлопнул ее по ягодице, провозгласив при этом.
    - Жопа как персик! Раздвинь ноги, красавица, давай. Ты же любишь детишек. Ты же хочешь собрать для них денежки? Давай! Вы видели где-нибудь еще такую жопу, господа? Даже у моей Аннеке попец немножко подгулял, а это - шедевр белого мрамора! У нее еще очень умелый ротик, но он мой, а жопу мы выставляем на благотворительный аукцион. Тысяча марок стартовая цена! Тысяча раз! Тысяча два! Полторы тысячи, Штуцман, молодец! Тысяча семьсот, Карлсбауэр, ну что за срань, ты мелкий жлоб. Надо тебя проверить, не было ли у тебя в родословной жидов. Две пятьсот, молодец, ты, как тебя, жирный... Три! Три тысячи раз!
    - И часто он так... торговал? - холодно спросил Кирхайс.
    - Это было главное блюдо его званых банкетов. Женщины ничего не знали, Касторп старался, чтобы это было... сюрпризом.
    - Для вас тоже это было сюрпризом?
    - Огромным. Я была только на двух последних.
    - Но вы сказали, что с вами он сдерживался.
    - Сдерживался. Вы увидите.
    - Я увидел достаточно. Предпочту рассказ.
    - Картина стоит тысячи слов. Осталось совсем немного, глядите. Этот человек, промышленник Вальде, попытался спасти бедную Инес от позора.
    Двенадцать тысяч, назначенных каким-то изрядным старичком, никто не смог перебить. Под общие аплодисменты он подошел к Касторпу, раскрывая вместительный кошелек, но не знал главной части программы.
    - Молодец, - герцог взял старичка за руку, положил ладонь "победителя" на полушарие "трофея", другой рукой швырнул деньги на стол. - А теперь забирай приз.
    Вальде с галантным поклоном протянул актрисе руку, но вокруг засвистали. Вальде не понимал, в чем дело.
    - Он тоже первый раз участвовал в ассамблее, - графиня чуть наморщила безупречный носик. - Не знал здешних порядков.
    - Не-не-не, - Касторп пьяно захихикал. Правила у нас строгие: ты ебешь ее прямо здесь, при всех. Куда, с-сука?
    Актриса выпрямилась было, принимая руку Вальде, хитон упал, закрывая ее прелести, но Касторп своей лапищей ударил ее по спине, вновь заставив упасть на четвереньки. Вокруг снова засвистели, теперь уже одобрительно. Вальде начал оглядываться, разинув рот, что-то тихо попробовал объяснить Касторпу.
    - Не ссы, все у тебя получится, - герцог снова захихикал. Было странно слышать этот мелкий, визгливый звук из уст такого огромного мужчины. - Смотри, какая жопа.
    Он снова задрал на девушке хитон, раздвинул пальцами ягодицы.
    - Ты вывалил за нее двенадцать тысяч - и говоришь, что у тебя не встанет? А ну-ка покажи! Покажи, я сказал!
    Не дожидаясь ответа Вальде, он сорвал со старика тогу и разодрал на нем хитон. Взяв за плечи, развернул ко всем, чтобы показать: увядший член в венчике седеющих волос слегка надулся и висел уже не тряпочкой, а этакой колбаской.
    - Дрочи! - громовым голосом рыкнул Касторп. - Или ты хочешь, чтобы я тебе дрочил? Сам герцог? Лично? Не дождешься! Я себе буду дрочить! - и, приподняв хитон, он продемонстрировал всем внушительное орудие, грозное не столько длиной, сколько обхватом.
    Снова одобрительные свистки и аплодисменты. Приняв поступок Касторпа как сигнал к действию, многие гости подняли собственные туники и принялись себя ласкать. Некоторые подозвали служанок и слуг, те покорно предоставили свои руки и рты. Кое-кого уже завалили поперек ложа.
    - Эй вы! - рявкнул Касторп на них. - Никому не кончать, пока я не велю. Приказ герцога. Давай, дед! Твой сюзерен повелевает тебе.
    Увы, сюзерен мог повелевать людьми - но не своенравными органами людей. Едва набухший член промышленника Вальде не годился для соития, как ни теребил его хозяин, как ни терся о ягодицы актрисы, уронившей голову на стол и спрятавшей лицо в ладонях. Вальде попытался отделаться символическим изображением акта, но мастера оргий на этом не проведешь.
    - А ну, не жульничать мне тут! - рассердился Касторп. - Масла возьми, пальцы намажь, пошуруй у нее внутри. Да, вот так. Глянь, как заелозила. А теперь свой елдак намажь и еще подрочи. Что, все равно не пролазит? Надо помочь? Эй, парни, ну-ка подрумяньте нам старичка!
    Двое мускулистых юношей в набедренных повязках внесли в зал тазик с мочеными розгами. Вальде уже откровенно попытался сбежать, но несколько гостей поймали его, водрузили на стол, прямо на тело актрисы, и слуги под общий хохот и хлопки отвесили с десяток ударов по дряблым старческим ягодицам.
    Касторп сунул розгу Вальде в руку.
    - А теперь ты ее подрумянь, - велел он. - Поможет. Я ручаюсь.
    Старик уже рыдал. Он больше не пытался пощадить несчастную Инес, порол изо всей силы, она вскрикивала, Касторп дрочил и облизывался. Кажется, Вальде вошел во вкус, и его сучок даже приподнялся, хоть и смотрел головой вниз, похожий на шею лысого сморщенного стервятника. Видимо, почувствовав, что большего не добиться, он отбросил розгу и атаковал истерзанные ягодицы женщины, но опять ничего не вышло.
    Касторп, перекошенный от злости, схватил его за шею и сбросил со стола.
    - Узко тебе? - заорал он, брызгая слюной. Лиловый елдак на глазах сдувался и опадал: из-за неловких попыток Вальде он так и не смог кончить. - Мне не узко, а тебе узко? С тобой сам герцог жопу разделил - а тебе узко? После меня? Ничего, расширим!
    И, схватив столовый нож, он несколько раз вонзил его женщине в анус.
    - О, боги, - вырвалось у Кирхайса.
    - Я же говорила: со мной он сдерживался.
    ...Бедная жертва попыталась уползти, но Касторп снова схватил ее за волосы.
    - Давай, еби ее! - ревел он. - Чем хочешь, хоть огурцом, но чтобы я кончил!
    - Довольно, - Кирхайс перегнулся через стол и отобрал у графини проектор. На мгновение проекция упала на его тело, на руки, лицо, мундир - и у него возникло ощущение, что это он перемазан кровью и дерьмом.
    Проекция погасла, крик жертвы оборвался.
    - Это вы снимали? - спросил Кирхайс.
    - Я.
    - Зачем?
    - Кто-то же должен был сохранить свидетельства его преступлений.
    - И вы... не боялись, что он... накажет вас за хранение?
    Графиня пожала плечиком.
    - Мы несколько раз просматривали эту запись вместе. Его это возбуждало. Радовался, что я усвоила его вкусы.
    - Что случилось с этой девушкой, Инессой?
    - Она покончила с собой. Повесилась. - Она помолчала, снова превратившись в каменную статую. - По вашему лицу, адмирал, я читаю вопрос - как я с этим мирилась, почему никто его не остановил. На моей памяти противостоять Максу и не получить хлыстом поперек лица смог только граф Мариендорф, посланник кайзера и родственник Кастропов. Впрочем, я полагаю, что если бы Максу удалось захватить Дорфланд, не поздоровилось бы и ему. Тем более что у него красивая дочь, а сам он человек пожилой, добродетельный и старомодный. Не понимаю только, зачем Фогельвейде велел мне показать вам эту запись. Неужели правительству и лично кайзеру надоел этот разврат? Их беспокоит, что герцог фон Кастроп - психопат и садист?
    - Я полагаю, что капитан Фогельвейде хочет обеспечить вам защиту - вы ведь тоже убивали герцога?
    - О да. И знаете, адмирал, когда я сегодня воткнула ему нож в спину, а он обернулся и страшно удивился, мне стало хорошо и спокойно. Это совершенно удивительное ощущение - когда обычный кухонный нож входит в тело по самую рукоять и на руку плещет горячая кровь. Я уже давно не могла отмыться, все время чувствовала себя грязной, а тут - помыла руки, и чиста, как снег. Можете себе представить?
    Она говорила все быстрее, напряжение, которое держало ее, ослабело, и в голосе прорвались истеричные нотки.
    - Спасибо, госпожа фон Розен, - сказал Кирхайс, надеясь, что голос его не выдаст. - Вы мне очень помогли. Я гарантирую вам полное оправдание. Могу я что-то еще сделать для вас?
    - Возьмите запись и уходите. Спалите этот дворец прямой наводкой.
    Кирхайс выщелкнул из проектора карту записи, спрятал в карман. Потом поцеловал графине руку и молча вышел.
    Он сожалел о том, что герцог фон Кастроп мертв - и что не он сам его убил. На мгновение ему захотелось выполнить пожелание госпожи фон Розен и шарахнуть по этому мраморному вертепу ракетой. А ведь еще придется докладывать все Райнхарду... Нет, этой записи Райнхард не увидит. Достаточно показаний челяди и материалов Фогельвейде.
    
    С делами Кирхайс управился за неделю. Больше всего времени и средств ушло на устройство судеб девочек и мальчиков из гарема герцога. Кирхайс подписывал распоряжения о выплате компенсаций из казны герцогства, лично проследил за оформлением проездных документов для тех, кто хотел покинуть Кастроп, и чувствовал себя золотарем, чистящим необъятную выгребную яму.
    Но все кончается, закончился и бесславный мятеж Кастропа.
    
    
    
Персонажи
    
    
    Максимилиан фон Кастроп
    
    Сын и наследник герцога Ойгена фон Кастропа, главы имперского казначейства и знатного казнокрада. Аристократ-самодур, большой любитель античности.
    
    
    Франц фон Мариендорф
    
    Граф, сосед и родственник Кастропа.
    
    
    Зигфрид Кирхайс
    
    Друг и соратник Райнхарда фон Лоэнграмма. Талантливый, честный и надежный юноша.